Император Тайсё
источник: www.japantimes.co.jp/life/2012/07/29/general/th...
Эра Тайсё: когда в Японии новизна управляла народными массами
«Демократия так популярна сегодня!» - строки из «Песни о демократии» 1919 года.
30 июля 1912 года умер император Мэйдзи, и Япония, двигаясь вслепую и едва ли понимая, куда она идет, вступила в новую эпоху.
Эпоха Тайсё (1912-1926 гг.), зажатая между смелой модернизацией периода Мэйдзи (1867-1912 гг.) и милитаризмом первых лет эпохи Сёва (1926-1989 гг.), заслуживает большего внимания, чем ей отводится.
Тайсё - джазовый век Японии. Если сводить его к одной фразе, то чаще всего можно услышать - «эро-гуро-нансэнсу», что значит эротизм, гротескность, сумасбродство.
Все три элемента наполняли воздух эпохи. Но было ли время правления Тайсё исключительно периодом легкомыслия? Приведем самые очевидные доказательства обратного: Первая мировая война, «Рисовые бунты» 1918 года, «демократия Тайсё», основание в 1922 году Коммунистической партии Японии, Великое землетрясение Канто 1923 года, предоставление равного избирательного права мужчинам в 1925 году и репрессивный Закон о сохранения мира, принятый спустя всего два месяца после окончания эпохи.
Турбулентность эры Тайсё была такой силы и значимости, что затмила ее мимолетность. Это была революция, но провалившаяся революция, как показал милитаризм 1930-х годов. Однако, в тот короткий промежуток царил безудержный энтузиазм – энтузиазм особого рода. Частично эта атмосфера передана в реакции писателя Дзюнъитиро Танидзаки (1886-1965 гг.) на землетрясение, уничтожившее большую часть его родного Токио и убившего около 100 000 человек: «Почти одновременно я почувствовал прилив счастья, которое я не мог удержать. “Токио почувствует себя лучше от этого!” - сказал я себе».
читать дальшеРебенку, появившемуся на свет на заре эпохи Тайсё, предстояло воспитываться бабушками и дедушками, мировоззрение которых сформировалось в период Эдо (1603-1867 гг.), и которые были живыми символами того, через какие поразительные перемены прошла Японии на памяти современников. Япония эпохи Эдо, закрытая для внешнего мира и дрейфовавшая в оторванном времени самураев и Конфуция, казалась такой же архаичной подданным императора Тайсё, какой она представляется нам. К 1912 году прошло лишь 58 лет с того времени, когда США открыли Японию словно ржавую банку сардин. Между Эдо и Тайсё стояла строгая, патриархальная эпоха Мэйдзи (1868-1912 гг.) - безусловно, один из самых активных режимов в мировой истории. Британец Ричард Сторри (в «Истории современной Японии», 1960 г.) перечисляет наиболее видные нововведения - многие другие, институциональные и психологические, были просто чуть менее заметны - первых двух десятилетий эпохи Мейдзи: «банки, железные дороги, порты, маяки, верфи, телеграф, типографии и газеты, почтовые отделения, сигары и сигареты – полный набор западной материальной цивилизации, фактически репродуцировался, отразился своего рода эхом в Японии».
Такой была эпоха Мейдзи. Император, посмертно названный в честь эпохи (при жизни он носил имя Муцухито), был серьезной, величественной фигурой. Он не обладал реальной властью, также как и «народ». Власть была в руках узкой олигархической группы, но император Мэйдзи являлся достойным символом проводимых от его имени обновлений и лозунга, наиболее точно характеризующего эпоху – «богатая страна, сильная армия».
Его сын и наследник, император Ёсихито (Тайсё после смерти), ознаменовал собой переключение скорости или, скорее, потерю скорости. Приступ церебрального менингита в детском возрасте оставил его с пожизненным повреждением мозга. Короткие ремиссии чередовались с периодами, когда никто не знал, что он будет делать в следующую минуту. Одна из характерных историй об императоре Ёсихито рассказывает, как на заседаниях Парламента он сворачивал в трубку документы и смотрел в нее как в телескоп. Он был непрезентабельной личностью и практически исчез из поля зрения общества, оставшись скелетом в шкафу нации. (С 1921 года до дня его смерти в Рождество 1926 года его сын, будущий император Сёва, служил регентом). Если «веку джаза» необходимо было цвести под благословением императора, таким императором, пожалуй, должен был быть человек, похожий на императора Тайсё.
Эро-гуро-нансэнсу - с чего начать?
Эпоха Тайсё преобразила японский характер. Она изобиловала новыми образами. Встречайте: мобо и его сестра (или любовница) мога - современный парень и современная девушка, соответственно. Мобо - в расклешенных брюках, свободно висящем галстуке, цветной рубашке и очках с круглой «ройдо» оправой (по имени звезды американского немого кино Гарольда Ллойда), мога – поменявшая свое "бесформенное, неуместное кимоно" (описание Танидзаки) на «западную одежду», «подчеркивающую каждый изгиб тела, одаривающую внешность бриллиантовым блеском и живыми плавными линиями». Волосы у мобо были длинные, у мога - короткие, иногда по-мальчишески короткие, сексуальность получила огласку и перестала блокироваться старыми, упрощенными категориями, такими как «мужчина» и «женщина».
Где развлекались мобо и мога? Как правило, в новых кафе в европейском стиле, открывавшихся повсеместно; особенно много их появилось в районе Гинзы – мини-европе Токио. Первое кафе открылось в 1911 г. (близлежащие кофейни, функционирующие на протяжении столетия, были совсем иного типа), и к 1939 году по всей стране их число выросло до 37 000. В кафе устремились мобо и мога и их различные подвиды.
Повсюду велись ожесточенные дискуссии. Если следовать нашим стандартам, поколение Тайсё не было образованным - в 1920 году менее половины населения перешагнуло из обязательной шестилетней школы в старшие классы средней школы, не говоря уже об университетах, доступных лишь одному проценту мужского населения и ничтожной горстке женского. Но Токио, будучи одним из крупнейших мегаполисов того времени с населением более 2 млн., по численности студентов занимал одно из лидирующих мест в мире. Ликвидация безграмотности была поставлена широко, если не сказать, прогрессировала; стремительно росли тиражи газет, журналов и книг. Манифест коммунистиеской партии был переведен в 1904 году, «парни-маркисты» и «девушки-марксистки» корпели над ним, разжигая в кафе ожесточенные споры вокруг тонкостей работы Маркса.
Не только Маркс, но и «декансё» - Декарт, Кант и Шопенгауэр - были модными философскими наставниками в те дни, и урок, извлеченный из их работ, состоял в том, что мир нужно принимать не просто как данность, но обновлять в соответствии с принципами разумности и справедливости. Обновление подразумевало активные действия и финансовые ассигнования в той или иной степени.
Большинству молодых японцев было достаточно чтения, дебатов и погружения в атмосферу интеллектуальности. Другие же - большевики, анархо-синдикалисты, радикальные феминистки – выражали готовность действовать и проливать кровь, если потребуется. Окружавшее их общество промышленного капитализма с его машинами, заводами, тяжелыми условиями труда, резким контрастом между нищетой и богатством плутократии, было в их глазах безнадежно коррумпированным, испорченным, порочным. Они питали одну надежду на спасение: полное его уничтожение. Они страстно верили, что из пепла этого общества родится новое, полноценное, более человечное, более сострадательное. Детали были туманны. Детали могли подождать.
Мало кто из них был готов к неумолимой, беспощадной борьбе (и даже те, кто был довольно решительно настроен, не пребывал в серьезном настроении постоянно - «свободная любовь» играла не последнюю роль в революционном идеале). Более прозаические занятия молодежи эпохи Тайсё показались бы нам сегодня обычными, но они были странным для их родителей.
Прежде всего, появились частные предприниматели - не только в сфере тяжелой промышленности, но и в сфере товаров народного потребления. Самым крупным из них стал молодой инженер-электрик Коносукэ Мацусита (1894-1989 гг.). В начале 1920-х годов в качестве велосипедной фары все еще использовался располагавшийся на руле стеклянный ящик со свечой - представьте, что происходило даже при умеренном ветре! Вокруг электрической лампочки для велосипеда, изобретенной Мацуситой, выросла компания Matsushita Electric – сейчас это компания Panasonic, являющаяся одним из ведущих мировых производителей потребительских электротоваров.
В тот период значительно возросло число служащих с часовой нормой работы «с 9 до 5», также как и число новоиспеченных «работающих девушек», упивавшихся своей финансовой независимостью. Клерк в универмаге, продавец билетов на железнодорожном вокзале, учитель, телефонный оператор, машинистка, лифтер, медсестра, писатель, журналист, косметолог - женщина эпохи Таисё могла примерить любую из этих ролей.
Косметолог? Первый салон красоты и парикмахерская в западном стиле открылись в марте 1923 года, за шесть месяцев до Великого землетрясения Канто, ставшего, по мнению многих консерваторов, карой небес, разгневанных на все это легкомысленное обращение с национальными традициями. Ямано Тиэко, 27 лет, вернувшись с обучения в Нью-Йорке, открыла небольшой зал на четвертом этаже здания Мару - крупнейшего строения Азии того времени, располагавшегося через дорогу от Станции Токио. Она наняла 20 помощников, одев их в западную одежду и причесав на западный манер. Устоявшиеся в Японии представления о женской красоте, отраженные в томных позах красавиц на укиё-э 18-го и 19-го веков, были если не уничтожены, то, определенно, были вынуждены уйти в оборону. Даже землетрясение не вернуло им прежние позиции.
Или Taйсё-женщины могли - многое именно так и поступили - стать дзёкю (официанткой), подавая кофе, виски, вино , «хотто сандоити» (горячие бутерброды) и оказывая или отказывая, по собственному желанию, в сексуальных услугах. Дзёкю эпохи Тайсё были настолько многочисленны (к 1936 году - примерно 112 000 человек), настолько ярки, обаятельны, и, прежде всего, «современны», что если удалить их со сцены, эпоха заметно потускнеет. Клиенты-мужчины искали их внимания. Но в отличие от всех куртизанок (исключение составляли только самые высокооплачиваемые) из традиционных увеселительных кварталов, где оказание услуг лицензировалось, дзёкю были сами себе хозяйками, могли принять плату или отказаться от нее. Одну дзёкю помнят за дерзкий ответ на страстные ухаживания мобо. «Это Я здесь соблазняю», - отрезала она.
Первая мировая война «поставили Европу на колени и возвеличила Японию», - пишет историк Джеффри Хейнс (в «Медиакультуре Осаки периода Тайсё», 1998 г.) Тотальная мобилизация европейской и американской промышленности создала вакуум, который смогла заполнить японская тяжелая промышленность, еще в начале войны пребывавшая в зачаточном состоянии. Вызванное войной оживление в экономике привело к культурному и социальному брожению. Появилась возможность сколотить состояние, и те, кто поспешил воспользоваться этой возможностью, разбогатели, практически, независимо от социального происхождения.
Заполнившие офисы служащие составили новый средний класс. Но мужчины и женщины из чернорабочих остались на гудящих заводах, страдая от неизбежных долгих часов работы, низкой заработной платы и почти невыносимого уровня жизни. «На эти машины льются мои слезы», - слова одной из песен тех дней.
Рядом с менее эфемерным словесным торжеством эроса и новых свобод в эпоху Тайсё развивается пролетарская литература. «Я был на войне и уверяю вас, что восемь часов в шахте хуже, чем 24 часа под огнем противника», - говорит горнорабочий в рассказе Огавы Мимэя «The Handstand» («Стойка на руках»), опубликованном в 1920 году. «Какого черта», - продолжает шахтер – «мы каждый день рисковали там внизу нашими жизнями ради прибыли компании. Мы объединились с тем, чтобы предъявить минимальные требования к нашей безопасности - заметьте, не к заработной плате, а безопасности. Но среди нас был доносчик. Наш план раскрыли управляющим, и они положили конец всему».
Повествователь слушает рассказ шахтера, и ему приходит мысль: «Социалист! Подумал я про себя». Он насторожен, но антипатии не испытывает: «Вскоре я понял, что почти все рабочие, за бытом которых я наблюдал, страдали в большей или меньшей степени от чувства монотонности. Они постоянно обсуждали возможные пути избавления от жизненной рутины». Здесь мы видим, как это ни странно, появление современной темы: скука на фоне непрерывной работы».
Потом появляется Наоми - Мисс Наоми, как она просит себя называть. Она - мога-протагонист, секс-хищница романа Танидзаки «Любовь глупца» (1924 г.), по сей день олицетворяющая принятое, скорее, с одобрением движение, получившее известность как «наомиизм». Повествователь – 30-ти с небольшим служащий, в нем нет ничего особенного, кроме желания усыновить ребенка-жену, характер которой он мог бы смоделировать по своему собственному (но не извращенному) вкусу. Наоми, голодная 15-летняя ученица дзёкю, заинтересовывает его, и девушка без особого энтузиазма, хотя и без отвращения, принимает его предложение. Его цель – превратить ее в женщину, которая будет соответствовать западным стандартам изящества и стиля. У него есть деньги, и он легко тратит их. Какое-то время она довольствуется ролью игрушки, но потом открывает для себя бальные танцы. Танцы освобождают ее и уводят, к лучшему или к худшему, в дивный новый мир эмансипированных женщин, которых Япония вряд ли знала раньше.
В эпоху Тайсё революция витала в воздухе, но вскоре испарилась, оставив тот же порядок
Летом 1918 года всю страну охватили «рисовые бунты». Волнения начались в прибрежной рыбацкой деревне в удаленной префектуре Тояма. К сентябрю, около 2 миллионов человек в сотне муниципалитетов вышли на улицы. Они грабили, обстреливали, устраивали демонстрации, забастовки.
Непосредственной причиной этому стала вызванная войной инфляция и, в частности, стремительно растущие цены на рис. Положение сельских и городских бедняков пошатнулось. В городах рабочие фабрик трудились долгие часы за низкую заработную плату в рабских условиях. Индустриализация имеет свою цену, и они платили ее. «Самые жестокие удары в японской истории пришлись на этот период», - пишет американский историк Герберт Бикс (в «Хирохито и становление современной Японии», 2000).
Кипела русская революция, и власти были встревожены. Станет ли Япония большевистской? Приблизительно 25 000 «бунтовщиков риса» были арестованы. Подозреваемые зачинщики были повешены. Либеральная газета Toyo Keizai Shimpo с отвращением писала: «К сожалению, политический процесс в нашей стране эффективно работает только для собственников, составляющих меньшинство... В каком-то смысле можно сказать, что, если ты не имеешь имущества, ты бесправен».
Премьер-министр Тераути Масатакэ подал в отставку, взяв на себя ответственность за царивший беспредел. Его преемник, Хара Такаси, был первым «простолюдином» в кабинете министров и первым японским премьер-министром, выбранным из членов законодательного собрания. С приходом его к власти начинается «Демократия Тайсё».
Премьер-министр Хара Такаси
«Демократия Тайсё» - завещание эпохи будущему, однако в то время она, должно быть, казалась чем-то побочным, возможно, несколько большим, чем интермедия. В 1918 году парламентаризм не был главным вопросом. Более актуальной проблемой для масс были не избирательные права, а требования о понижении цен и справедливом распределении национальных доходов.
Ведущие мыслители того времени были не парламентариями, а революционерами. Власти также не были сторонниками парламентского государства. Борьба за души японцев велась между революционерами и авторитарным режимом. Последний уступил власть на короткое время парламентариям, но в конечном итоге победил, в результате заставив нацию страдать от стремительного ухода в милитаризм, мировой войны и временного уничтожения страны.
По какому пути развивалась бы революция в 1920-х - мы никогда не узнаем. Возможно, апокалипсиса. «Мы должны свергнуть тирана», - говорил в 1919 году Бундзи Судзуки, основатель рабочей организации Юайкай. Под «тираном» он имел в виду не одного конкретного злодея, а ту ступень развития, на которой пребывала японская цивилизация.
Юайкай символизировал протестное движение своего времени – классовое сотрудничество. В 1914 году по стране насчитывалось 49 объединений рабочих. К 1919 году их было уже 187, и в них состояло, в общей сложности, 100 000 человек.
Вскоре Юайкай расколется на две группы – марксистов-ленинцев и анархо-синдикалистов, последние будут выступать за спонтанные, «незамедлительные действия», осуждая приверженность первых идеям ведения подконтрольной борьбы, борьбы под диктатурой авангардного отряда. «Анархо-синдикалисты», - пишут историки Питер Дуус и Ирвин Шайнер (в «Кембриджской истории Японии», 1988 г.), - «строили планы о светском тысячелетии, они стремились к будущему, в котором рабочие объединялись бы в небольшие, автономно управляемые коммуны. Рабочие не нуждаются ни в партии, ни в идеологии».
Движение анархистов возглавлял харизматичный Сакаэ Осуги (1885-1923 гг). Его идеалом был «чистый-слейтизм» - начинание с нуля. Звериный капитализм, считал он, нанес цивилизации непоправимый ущерб, и, следовательно, уничтожение зла не может быть злом. Его последователями становились студенты и рабочие. Дуус и Шайнер приводят цитату одного из его учеников – выходца из среды заводских рабочих: «Мы потеряем наши семьи... мы откажемся от человеческих радостей, мы будем жить только революционным сопротивлением капитализму».
Эти идеи власть определяла всеобъемлющей фразой «опасные мысли», от которых цивилизация должна защитить себя любой ценой и любыми средствами. Историк Майкл Лоренс Льюис (в «Бунтовщиках и Гражданах», 1990 г.), цитирует переписку между Ямагатой Аритомо, ведущим консервативным политиком того времени, с журналистом-историком Сохо Токутоми. В феврале 1920 года Ямагата писал: «Я непрерывно опасаюсь, что нынешнее трудное положение в стране, вызванное высокими ценами ...приведет к перерождению опасных мыслей в хаос».
Сохо отвечает: «Рост цен и импорт анархизма разжигают друг друга и ведут к серьезной социальной революции…Вы не можете представить, насколько запутаны сегодня суждения и идеалы молодого поколения».
Но, судя по всему, Ямагата, действительно, слишком хорошо себе это представлял.
Эпоха Тайсё стала периодом великого пробуждения женщин. На протяжении всей японской истории женщины занимали подчиненное положение - куртизанки, проститутки, жены-прислуги, военные пешки. Не более того. К освобождению женщин призвала Райтё Хирацука (1886-1971 гг), основатель и главный редактор женского литературного журнала Seito («Синий чулок»).
«Изначально», - пишет она в первом выпуске журнала 1911 года, - «женщина была солнцем. Она была подлинным существом. Сейчас женщина - это луна. Ее существование зависит от других, и она сияет по приказу других. Она бледна, как бледна болезнь. Мы должны возродить наше скрытое солнце».
«У меня глубокая неприязнь к институту брака», - писала она – «Я даже не выношу слова “муж” и “жена”».
Эта волна оставила множество промоин. Одна из них - «наомиизм» (описанный в первой части статьи). Другой стал контроль над рождаемостью - в 1921 году баронесса Като Сидзуэ, подруга пионера американского течения по предупреждения беременности Маргарет Сэнгер, основала Японскую лигу контроля над рождаемостью, курирующую научно-исследовательский институт деторождения и издававшую журнал «Маленькая семья».
В 1922 году Лига пригласила Сэнгер с лекциями в Японию. Отказ правительства Японии предоставить ей визу вызвал серьезные протесты, так что власти были вынуждены отступить. В сфере публичной деятельности все больше и больше считались с мнением общества.
Третьим направлением было вызывающее, гордое лесбиянство, и факт популярности работ ведущей представительницы этого течения - писательницы Нобуко Ёсия (1896-1973 гг) - говорит о том, что переворот в представлениях о роли женщины назрел, какие бы взлеты и падения это течение впоследствии не переживало.
16 сентября 1923 года в Токио, еще не оправившегося от Великого землетрясения Канто, ударившего по городу 1 сентября, «чистый-слейтист» Осуги, его 6-летний племянник и его возлюбленная - анархист Ноэ Ито, были арестованы и смертельно избиты полицией. Ответственный офицер был приговорен к 10 годам лишения свободы, но провел в заключении лишь три года. Смерть Осуги оказалось роковой для анархистов на фоне их и без того ослабевающего влияния. Революционное будущее принадлежало марксистам, но, в конечном итоге, оно не наступило. Закон о сохранении мира мая 1925 года предусмотрел наказание в виде 10-летнего лишения свободы для учредителей и членов «ассоциаций, созданных с целью изменения kokutai (существующего политического порядка) или системы частной собственности», а что может произойти в тюрьме, смерть Осуги продемонстрировала достаточно ясно.
«Опасные мысли» породили опасные меры - во всяком случае, далее от либеральных. Закон о сохранении мира указал путь к милитаристскому будущему. И все же то правительство, которое приняло этот закон, двумя месяцами ранее подписало акт о всеобщем равном избирательном праве для мужчин, мгновенно увеличив численность электората с 3,3 млн. до 12,5 млн. человек. В каком направлении двигалась Японии? Мы точно знаем теперь. Но никто не знал тогда.
«Тайсё демократия» платит высокую цену.
Партийная политика сегодня кажется естественной для многих из нас, также как и сама государственная власть, но представьте себе, каким странным партийный строй был для непосвященных 150 лет назад.
«Представительное правление было институтом, вызывающим недоумение»,- писал Юкити Фукудзава (1835-1901), видный популяризатор западной цивилизации в Японии. Посетив в составе официальной делегации в 1982 году «мать парламентов» Англию, Фукудзава написал: «Я узнал, что существуют разные политические партии - Либеральная и Консервативная, которые находятся в состоянии постоянной «борьбы» друг с другом за места в правительстве».
Подобное «противостояние», наверняка, казалось странным тому, кто был рожден самураем. Реформаторы эпохи Мэйдзи (1868-1912 гг) не хотели иметь дело с подобной системой. «Правительство всегда должно задавать координаты», - сказал премьер-министр Киётака Курода в 1889 году. «Правительство должно стоять выше и вне политических партий, придерживаясь курса высшей справедливости и правосудия».
«В то время» - середина-конец 19-го века – «мы еще не подошли к ясному осознанию различий между политической оппозицией и государственной изменой», - пишет Хиробуми Ито, первый в Японии премьер-министр (1885-1888), остававшийся на этом посту еще в течение трех сроков.
Хиробуми Ито
Модернизаторы эпохи Мейдзи, имея самурайские корни, были олигархами до мозга костей. То, чего они добивались – это управляемая революция, с ними в качестве проводников и массами, которые бы выполняли их приказы. Послушные массы не нуждаются в представителях.
В 1870-е годы олигархия разошлась во мнениях относительно плана вторжения в Корею. Выступавшая за мир группировка взяла верх - однако пацифистами они не были. По их мнению, Япония имела полно забот дома. Война могла подождать.
Задержавшись, силовики, тем не менее, отыграли своё при помощи популярной прессы. СМИ сплотили впечатлительные массы. Война лихорадила до состояния ярости. Первые призывы к созданию представительных ведомств были попыткой выступающих за военные действия олигархов воспользоваться распространением воинственного духа. Преданность идеям Руссо, Милля и других широко известных имен прогрессивной философии была лицемерием.
Английский парламент, уходящий корнями в 13-й век, превосходил партийную систему на сотни лет. В Японии было наоборот. Сначала были созданы партии, потом - парламент. Первыми японскими партиями стали Дзиюто (Либеральная партия), основанная в 1881 году, и Риккэн Кайсинто (Прогрессивная партия), появившаяся в следующем году (Как и с Либерально-демократической партией наших дней, названия скрывали нелиберальный консерватизм.) Британский историк Ричард Сторри (в «Истории современной Японии», 1960 г.) писал о них: «Партии имели мало общего, за исключением малочисленности и неприязни к правительству. Они ожесточенно атаковали друг друга, что облегчало правительству задачу борьбы с ним».
«Борьба с ними» означала, в частности, натравливание на них полиции. Однопартийная политика возможно никогда бы не была задействована, если бы не Ито, который был дальновиднее других и решил взять управление партией в свои руки. Он успешно расположил к себе Дзиюто, превратив партию в инструмент своей власти и переименовав ее в Риккэн Сэйюкай («Друзья конституционного правительства»). Ито был более либерален по сравнению со своими политическими конкурентами, для которых партии были воплощением зла, но авторитарные наклонности Ито отразились в Конституции Мэйдзи 1890 года, разработанной под его контролем. Конституция включала положение о формировании двухпалатного законодательного органа, состоящего из невыбираемой Палаты Лордов и Палаты Представителей, избираемой крупными собственниками. Последние составляли всего лишь 1,9% населения. Кабинет был подотчетен не Парламенту, а императору.
Это не было ответственное правительство в том смысле, в котором мы понимаем этот термин сейчас, но зарождающиеся политические партии и действующая Конституция подготовили почву для «Тайсё демократии», до которой Ито (1841-1909 гг.) не дожил.
Героем или, по крайней мере, символом зарождающейся в Японии парламентской демократии является Такаси Хара (1856-1921 гг.). Он родился в семье самураев в сельской местности на северо-востоке страны - бастионе преданности сёгунату Токугавы, свергнутому в 1867 году. В молодости он отрекся от своего прошлого, приняв христианское крещение в 17 лет и двумя годами позже отказавшись от знатного происхождения. В 1900 году он вступил в созданную Ито партию Сэйюкай, победил на выборах в Парламент в родной префектуре Иватэ и позже добился высокого государственного чина. Он занимал посты министра внутренних дел и министра связи. К 1914 году Такаси встал во главе партии. Когда в 1918 году рисовые бунты (см. в предыдущих частях статьи) привели к отставке премьер-министра Масатакэ Тэраути, Хара был назначен его преемником.
Это назначение было событием исторического значения. Хара стал первым в японской истории премьер-министром, не принадлежавшим к высшим сословиям, – его называли «Великим простолюдином». Кроме того, он стал первым премьер-министром, назначенным из числа избираемых членов Сейма.
Критики отмечают, что он, тем не менее, не придерживался либеральных взглядов. Сторри пишет о нем: «Хара не был сторонником наделения японского населения широкими избирательными правами. Он выражал сожаление по поводу распространения радикальных идей и относился враждебно к рабочему движению». Голландский ученый Ян Бурума (в «Изобретая Японию», 2003 г.) характеризует его как «создателя масштабной сети «казенных пирогов»: железнодорожных линий, мостов, дорог и новых заводов». «Полюбовные» сделки и откаты щедро вознаграждали бюрократов за участие в партийной машине Хары. До определенного момента машина работала бесперебойно. Но, когда Хара стал премьер-министром, критика коррупции встретились с суровыми репрессивными мерами. Специально созданная в 1911 году «полиция мыслей» преследовала писателей и издателей «опасных книг».
Хара был заколот в 1921 г. железнодорожным рабочим правых взглядов. «Тайсё демократия» пережила его, но не намного. Эпоха Тайсё закончилась со смертью императора Ёсихито в Рождество 1926 года. Впереди страну ждала Великая депрессия, ударившая в 1929 году. В условиях усугубившейся нищеты, охватившей ранний период Сёва (1926-1989 гг.), люди потеряли терпение с пререкающимися из-за пустяков политиками и партиями и их коррумпированными махинациями. Политиков убивали на улицах и в квартирах. Их время подходило к концу. Наступала эпоха армии – что несла эта эпоха, мир знает очень хорошо.
А что, если вместо того, чтобы умереть в 47, психически неуравновешенный и недееспособный Ёсихито прожил бы нормальный человеческий срок жизни? Эпоха Тайсё, возможно, просуществовала бы до 1950-х – с ее эро-гуро-нансэнсу и постепенно созревавшей демократией вместо милитаризма, фашизма, войны и общего национального уничтожения.